Эта встреча произошла немногим более десяти назад. В ту пору наши с подругой Антониной семейства готовились к переезду из Костомукши в город Сортавала (переезжали мы сюда по разным причинам, но речь сейчас не об этом).

Так вот, чудесным июньским днем, гуляя по молодому нашему городу, мы нос к носу столкнулись с Зой Ивановной Дранднер. Eщё в 90-е годы прошлого века, после распада СССР, её семья эмигрировала в сытую Германию. А тут, спустя годы — неожиданная встреча. Увидев нас, фрау Зоя (за твёрдый принципиальный характер мы за глаза, пусть и редко, называли её Цербером) распахнула свои объятия и крепко, как родных сестер, обняла обеих, плача от умиления. Мы были до глубины души потрясены!

Здесь следует вернуться в наше славное советское прошлое. Мы — из когорты строителей (несколько позднее я, окончив ВГИК имени С.А. Герасимова, ушла в журналистику). Я и Тоня трудились мастерами в строительном управлении, входящем в состав крупнейшего в стране горно-обогатительного комбината. А Зоя Дранднер (она унаследовала свою фамилию от мужа, потомка поволжских немцев) — ведущий инженер-куратор в управлении капитального строительства (УКС) ГОКа. Проще говоря, она была из тех, кто выполнял надзор за деятельностью всей организации.

Зоя Ивановна, как ни крути, играла важную роль в деятельности нашего ремонтно-строительного участка. Дело в том, что в конце каждого месяца мы, мастера и производители работ, несли в УКС на подпись акты приёмки выполненных работ по форме №2 (или по-другому процентовки). Процентовки подписывались с двух сторон, по этим документам выполненные работы считались принятыми. Заказчику (УКСу) их надлежало оплатить. И от того, будут ли подписаны куратором без всяких исправлений документы, напрямую зависел общий размер заработной платы строителей. Иными словами, если выполнялся месячный план, то все получали солидную премию, а если нет — увы, коллектив оставался на бобах, то есть без премиальных.

Признаться, мы, инженерно-технические работники, трепетали перед Зоей Дранднер. Она была старше нас с подругой лет на десять. Впрочем, дело было вовсе не в разнице лет. Куратор держалась с нами всегда весьма холодно и высокомерно — этакая Снежная Королева. Невысокая ростом и не лишённая миловидности, с аккуратной стрижкой, в изящном, хорошо скроенном костюме, она казалась нам олицетворением закона. Это было настоящее испытание — подписание актов! Некая интеллектуальная схватка. Семь потов с тебя сойдёт, прежде чем уломаешь куратора поставить подпись под бумагой!

Вообще, строительство или ремонт любого объекта — дело тонкое. Как правило, работа растягивалась на несколько месяцев. Дранднер не ленилась регулярно появляться там и сям, всюду совать свой нос: внезапно нагрянуть и проследить, как, например, идёт ремонт кровли профилактория «Горняк» или, скажем, как маляры выполняют косметическую отделку помещений во Дворце культуры. И прочая, и прочая. Помимо того, она неукоснительно следила за качеством ремонтно-строительных работ.

Обычно при ремонтах всегда выявлялись не предусмотренные сметой объёмы работ. И тут надо было применить всё своё красноречие и дар убеждения, чтобы доказать несгибаемому Церберу это! Например, объяснить, что стену перед окраской штукатуры-маляры выравнивали не одним слоем шпаклёвки, как это было предусмотрено сметой, а двумя-тремя слоями. Или, скажем, с пеной у рта доказывать, почему объём кровельных работ увеличился вдвое или втрое. Зоя Ивановна твёрдой рукой зачёркивала дополнительные сметы-процентовки. А значит, план трещал по швам, и бригады лишались премии! Впрочем, так было не всегда — иногда всё же удавалось уломать строгую кураторшу: она скрепя сердце подписывала, по её словам, «липу» — это она так шутила. Справедливости ради отмечу, Дранднер была в своём деле дока. Во многом помогала нам -и советом, и делом (например, используя свои связи, «выбивала» для объектов дефицитные строительные материалы).

Потом наступили тяжёлые 90-е годы. Каждая семья — будь то в Костомукше, будь то в Сортавала, по-своему пережила это крайне сложное время. С распадом Советского Союза экономика в странах СНГ практически рухнула. Благодаря умной политике опытнейшего деятельного Николая Петровича Eршова, первого генерального директора Косто-мукшского ГОКа (тогда еще «государственного»), большой коллектив удержался на ногах. Правил бал «его величество бартер»: ГОК, выстраивая новые логические цепочки, пусть не сразу, но стал опять продавать свою продукцию — железорудные окатыши (из которых производят чугун), сначала в страны бывшего социалистического лагеря, а потом — в Китай, США. Взамен в Костомукшу привозили нужные оборудование и запчасти, вещи, продукты. Когда возникли перебои с наличными деньгами, на ГОКе ввели в обиход «ершовки» — талоны. На них горняки питались в столовых и приобретали продукты и вещи первой необходимости в горняцких магазинах. Комбинат, имея своё подсобное форелевое хозяйство и теплицы, снабжал работников свежей рыбой и овощами. В марте 1993 года Костомукшский ГОК был преобразован в АО «Карельский окатыш», а с 1995 года и по сегодняшний день предприятие входит в состав группы «Северсталь».

А вот прочим слоям населения в Костомукше, безусловно, приходилось в чём-то сложнее. Не углубляясь в прошлое, коротко скажу лишь о строителях ГОКа. Нашему управлению пришлось очень туго (потом оно подверглось ликвидации). Финансирование в УКС не поступало. Наш участок едва выживал — по сути, отправился в «свободное плавание». Мы, итээровцы, чтобы пережить трудный период (тогда в Республике Карелия всё было зыбко и неопределенно), сами искали для бригад плотников, кровельщиков и маляров объекты в городской черте. Брали подряды у новоиспечённых бизнесменов: они активно создавали в подвалах домов советской и финской постройки магазины, спортивные клубы, бары, кафе. Так что им остро нужны были рабочие руки. Нередко предприниматели обманывали бригады: вместо обещанной суммы платили сущие гроши! А вообще, стройка в Костомукше встала — царила безработица. И строители меняли профессию. Словом, народ выживал, как мог.

Часть горожан, в поисках лучшей перспективы, эмигрировала в Финляндию и другие европейские страны. Так, семья Зои Дранднер отбыла в Германию.

…С тех пор много лет миновало. Россия выстояла и окрепла. И возведённый в 80-е годы прошлого века на севере Карелии город Костомукша тоже окреп — стал флагманом экономики нашей республики.

Итак, вернёмся в лето 2011 года — именно тогда мы с подругой внезапно встретились с фрау Зоей. Eё было просто не узнать -нет, внешне она почти не изменилась: казалось, годы не брали её. Она даже приобрела некий заграничный лоск! Вместе с тем, перед нами стоял совершенно другой человек, излучающий саму доброту, ласку и любовь! В этой женщине уже не было ни капли былой надменности и гордости. Очевидно, жизнь на чужбине полностью изменила её характер. Словом, последовали дружеские объятия и радостные восклицания. Мы с Тоней, повторюсь, были приятно изумлены. Зоя Ивановна, не давая прийти в себя, тотчас же пригласила нас на завтра прийти в гости, в квартиру её сестры, где, по её словам, по приезду в город она вместе с мужем остановилась — мол, приехали они сюда ненадолго по неотложным делам.

Мы люди простые, открытые, безусловно, были рады столь разительной перемене, произошедшей с ней, бывшей кураторшей. На другой день Тоня и я, купив торт, явились в гости. Познакомились с сестрой Зои, Марией, очень доброжелательной хозяйкой квартиры, а также с Зоиным мужем, Германом Вольфовичем, болезненного вида мужчиной пенсионного возраста. За чаем нас угощали вкусным яблочным пирогом, испечённым по случаю нашей встречи. Всё внимание уделялось совместной беседе и главным образом — повествованию Зои о заграничной жизни. Eй, как говорится, очень хотелось излить свою душу. Вот её рассказ.

Итак, на дворе стояли перестроечные 90-е годы ХХ века, когда Зоя вместе с Германом и двумя детьми-подростками поселилась в небольшом городке вблизи Берлина. Там проживала дальняя родня мужа — так сказать, седьмая вода на киселе. Стали снимать небольшую квартиру. Что, прежде всего, поразило костомукшан? Заграничная роскошь и высокий уровень жизни германцев! Магазины изобиловали продуктами (одних сортов сыров было около 20) и всякими товарами. Особняки, яркие витрины магазинов, мчащиеся по улицам роскошные автомобили — всё кричало о достатке капиталистической страны.

Это потом Зоя узнала об обратной стороне жизни здесь, в Германии. О том, что всё жёстко регламентировано. Им выплачивались социальные пособия. Нельзя было приобретать ничего, что выходило за пределы размеров денежного пособия: ни машины престижных марок, ни сравнительно дорогой мебели и холодильника — иначе семья лишалась господдержки. Словом, знай, петушок, свой шесток и не кукарекай! Зое, женщине трудолюбивой и упорной, очень повезло. Она устроилась, пусть и не по специальности (это, по ряду причин, оказалось невозможным), сразу в три места: как уборщица, она приводила в порядок помещения в офисе, а также в одном богатом доме, плюс ко всему, её взяли как сестру-хозяйку в социальное заведение. Мужа, болезненного от природы, не брали никуда. Вот и пришлось хрупкой женщине одной тянуть семейную лямку. Она с утра — прыг в машину и за руль. Поочередно объезжала рабочие точки. А вечером — готовка ужина, уроки с детьми. В гости к дальней родне семья ходила очень редко: оказывается, у немцев, пунктуальных, бережливых до скупости, не приняты слишком добросердечные отношения, а значит не в чести походы в гости.

Дочь и сын быстро свыклись с новой жизнью. Выучили немецкий язык, завели дружбу с ровесниками. Переселенцы жили большой общиной (местные немцы, внешне доброжелательнее и открытые, считали их за чужаков), в своём круге и вращались. Дети Зои и Германа Дранднер выросли, получили профессию. Недавно дочь сыграла свадьбу. Всё было хорошо. Но! Одну лишь Зою Ивановну мучила ностальгия по прежней своей родине — России. Снилась ей родная Карелия, таёжный край, синие озёра. И ещё снились березовые аллеи, чистый белый снег и терпкий морозный воздух. Она скучала по общению с земляками-северянами -душевно открытыми и близкими ей по духу. Зое мечталось услышать русскую речь, не похожую ни на какой другой язык. Действительно, на чужбине она поняла, что никогда не сможет стать в Германии своей, хоть лоб расшиби! Словом, она была бы рада вернуться домой — причём, навсегда. Однако другие члены семьи стояли стеной против её мечты о возвращении!

Об этом и о многом другом поведала нам бывшая землячка. Она отправилась провожать нас с Тоней домой. И мы ещё долго кружили по светлым вечерним улицам города, непрестанно разговаривая с нашей фрау Зоей, делясь воспоминаниями о прошлом, говоря о настоящем и строя планы на будущее. Вот тихая белая ночь опустилась на спящий город, а наша группа — три столь разные русские женщины — всё не могла разойтись по домам. Мы с Тоней понимали, что эта встреча с Дранднер — последняя. И она понимала это. Когда расставались, Зоя снова заплакала. Просила не забывать её и по возможности — звонить. Инструктировала: надо сделать звонок (дозвон) и сразу положить трубку. Она обещала обязательно перезвонить — так, мол, дешевле будет для нас, русских абонентов. Через некоторое время супруги Дранднер вернулись на новую родину — в Германию. И правда, однажды мы с подругой позвонили фрау Зое по стационарному телефону. Сделали все по ее инструкции. Она сразу же перезвонила. Разговор получился короткий, но очень тёплый. Было слышно, как на другом конце провода по-детски искренне радуется наша землячка! Она, торопясь, говорила и говорила — вроде бы о чём-то несущественном, но очень важном для неё самой. Горячо поблагодарила за наши поздравительные открытки, отправленные ко дню её рождения, и, немного помолчав, призналась, что помнит и любит нас. К концу телефонного разговора фрау Зоя подозрительно зашмыгала носом — похоже, опять расплакалась.

Потом, как уже упоминалось выше, наши с Антониной семейства, в несколько разное время, перебрались из Костомукши в Сортавала — на постоянное место жительства. Как-то вышло, что мы обе умудрились потерять номер телефона Зои Ивановны. Словом, связь с ней прекратилась. Навсегда.

Вроде бы пора поставить точку в этой истории. Но не даёт сделать это некая недосказанность. Сегодня время переломное. По обе стороны встали Россия и недружественные страны Eвропы. Очень хотелось бы, чтобы взрослый «онемечившийся» сын фрау Зои Дранднер не оказался в другом лагере — не явился бы в качестве контрактника воевать на Донбасс. Да не будет так!..

P S: Имена и фамилии героев рассказа изменены.

***
фото: