Последний год принёс ворох всяких проблем Надежде Марковой, женщине в возрасте сорока двух лет, вполне приятной собою. Впрочем, и в прежние времена её жизненный путь не был гладким и усыпанным розами. За её плечами остались два развода.

С первым мужем, Родионом, она прожила лет пятнадцать. Тот пил горькую, жена долго терпела, просила бросить пьяную компанию, даже уговорила его закодироваться. Трезвого Родю хватило на два месяца, потом он опять ушёл в запой. Супруга после долгих колебаний выставила его из квартиры, а затем последовал развод.

Их сын Серёжа, вполне способный паренёк, учась в ту пору в восьмом классе, резко съехал на «тройки». Он унаследовал от отца излишнюю мягкость характера, а от матери — симпатичную внешность. После развода родителей он ещё больше замкнулся, задушевных бесед с ним у матери, Надежды Юрьевны, не получалось -возможно, от того, что она сама остро нуждалась в чьей-нибудь поддержке.

Теперь Маркова, ища душевного покоя и некоей внутренней опоры, пристрастилась к чтению толстых романов, в основном исторических. Будучи сотрудником центральной городской библиотеки (её семья жила в небольшом северном городе К.), она легко добывала хорошую литературу. Но, увы, своеобразная её погруженность в различные исторические эпохи и события не приносила душевного мира и не давала ответа на мучившие её вопросы о смысле жизни.

Надо сказать, что при всей своей внешней мягкости и уступчивости Надежда была несколько самолюбива и до крайности упряма, и этот нравственный изъян не самым лучшим образом влиял на её взаимоотношения с близкими людьми. Тогда как сама она видела корень всех зол, выпавших на её долю, во внешних обстоятельствах, а не в своём противоречивом характере.

Между тем бывший муж укатил из города К. в деревню, к своей родне, там сошёлся с местной разбитной женщиной. Они ютились в её старом домике, живя как-то вкривь и вкось. Зато Маркова была довольна, что Родя больше не досаждает ей. Так, прошло несколько лет.

Второй супруг, Виталий, был писаный красавец: тёмные брови вразлёт, тёмные бездонные глаза, римский профиль и всегдашняя загадочная улыбка на тонких, красиво очерченных губах. Он был плечист, мускулист и… ужасно самовлюблён. В компании, особенно женской, любил блеснуть: приятным тенором пел романсы под гитару, на которой ещё в школе научился бренчать, выразительно и наизусть (у него была отменная память) декламировал стихи авторов-классиков, да и сам кропал стихи — главным образом, на любовную тему. Все кругом говорили: «Не выходи за него замуж! Куда твои глаза смотрят?!! Это же трутень-приживала и хвастун. Наплачешься с ним!»

А она возьми и влюбись в этого Виталия-красавца. Где там — слушать кого-то: столько нерастраченной любви накопилось в её сердце, что и словами не передать! Расписались они в ЗАГСе, стали жить-поживать. Ну, а потом всё сбылось, как напророчили окружающие: муж-сердцеед не работал, объясняя это отсутствием вакансий (он был специалист по гостиничному сервису), а в дворники или разнорабочие он не жаждал.

Вскоре Виталий стал где-то пропадать, приходил домой под утро, от него пахло женскими духами, а на рубашках виднелись следы помады. Надежда не стала скандалить: однажды собрала его вещички в дорожную сумку и выставила за порог — словом, не прожив вместе и года, супруги развелись. Хорошо, что Серёжа уже в армию ушёл. Вскрывшиеся амурные дела отчима, а также дворовые сплетни обошли его стороной.

Сын, отдав долг Родине, вернулся в родной город. Отдохнув пару дней, он прямо в армейской амуниции укатил в «страну далече» -завоёвывать блистательную Москву. Вскоре и женился, правда, перебравшись к тому времени в город-спутник Х. У молодых родилась дочка, хилое болезненное дитя, наречённое Лизой.

Как-то раз Сергей нагрянул в гости к матери, привезя свою семью. Маркова впервые познакомилась с невесткой Лидией. Это была худенькая, востроглазая, затянутая в джинсы и чёрную куртку-кожанку молодая женщина, с волосами до плеч, крашенными в цвет баклажана. Лида была скрытная молчунья, она часто и нервно курила, глубоко затягиваясь. Свекровь каким-то внутренним чувством угадала в ней несчастное надломленное существо, очевидно, с малых лет обделённое любовью. Было заметно, что сын, точно заговорённый, полностью отдался в подчинение Лидии. Это очень удивило его мать. Но она, по своей природной деликатности, ни о чём не расспрашивала невестку. Узнала лишь, что та круглая сирота, что родная бабушка, воспитавшая её, не так давно умерла.

Годовалую болезненную Лизу, сильно кашлявшую и постоянно плакавшую, молодые доверили попечению Надежды Юрьевны, которая в тот момент счастливо вышла в очередной отпуск. Они пообещали, что через месяц вернутся за ребёнком. Маркова, по своей слабохарактерности, согласилась.

Впрочем, она потом ни разу об этом не пожалела. Молодая бабушка всей своей душой прилепилась к этому больному плачущему заморышу, ещё не наученному ходить своими ножками. Забота о Лизоньке стала во главу угла. Не раз приходил детский врач, следивший за лечением ребёнка от запущенной простуды и прочих детских болячек, выявленных попутно. Неустанный уход за малюткой — компрессы, прогревания, кормление, бессонные ночи над её постелькой — так в хлопотах пролетел отпуск. Наконец, Лиза поправилась. А ещё она научилась ходить.

Вот прошёл месяц, миновал второй: от молодых всё не было вестей. На телефонные звонки они упорно не отвечали.

Марковой пришлось продлить отпуск, правда, уже за свой счёт. Eй, библиотекарю, надо было срочно куда-то определять малышку. Наконец, она временно пристроила её к двоюродной тете, старенькой пенсионерке, часто хворавшей. И выслала на адрес невестки суровую телеграмму о том, что, мол, если они, родители, не приедут, то им грозят крупные неприятности.

Наконец, под самый Новый год, молодые прибыли из Подмосковья. Добирались двумя поездами, в общем вагоне. Объяснили, что, дескать, в дороге их обокрали, и они едва наскребли на билеты — Марковой, встречавшей их на перроне, даже пришлось доплачивать проводнику.

Некоторое время гости пожили у нее. Даже на работу вышли: сын -грузчиком в супермаркет, а невестка — на вещевой рынок. Лида торговала вещами бойко и умело. Да вот закавыка: едва в Лидины руки попала получка за первую неделю торговли, она тотчас же купила пару больших двухлитровых пластиковых бутылей с крепким пивом и тут же, на улице, за торговой палаткой. напилась вдрызг. Муж, найдя валяющуюся на обочине дороги Лиду, благо, что стояла оттепель, принёс домой на своих руках её, совершенно невменяемую. На другое утро хозяйка торговой точки, узнав про всё, выставила её.

Маркова убедилась, что ни в коем случае нельзя отпускать малютку вместе с родителями в Подмосковье: там она сгинет! Состоялся тяжёлый разговор о Лизе. Убеждать сына и Лидию пришлось достаточно долго — речь шла о том, чтобы они дали письменное согласие на оформление ею, родной бабушкой, опеки над ребёнком (такое решение мгновенно созрело у неё, когда она увидела мертвецки пьяную невестку и поняла, что та больна пивным алкоголизмом).

Доводы мать привела железные: молодым надо было, прежде всего, самим встать на ноги — это, во-первых, а во-вторых, в случае официального признания Надежды Юрьевны опекуном Лизы одним махом решается куча разных вопросов, и социально-бытовых, и юридических. Чета, конечно, знала о последствиях отказа от родного ребёнка: впереди будет суд с последующим лишением родительских прав. Тем не менее, никто из троих взрослых, решавших сейчас судьбу Лизоньки, другого выхода не видел.

Сергей и Лидия подписали необходимые документы. В день отъезда они были какие-то тихие, точно пришибленные. Деньги на дорогу и расходы на первое время, предложенные Марковой (она заняла их у соседки по подъезду), с некоторой заминкой, но взяли. При этом сын, глядя в пол, буркнул: «Мама, я долг вышлю тебе с первой же получки». «Ладно, сынок, когда-нибудь сочтёмся», — махнула рукой та и, прощаясь, мягко и убедительно посоветовала Лиде подлечиться в реабилитационном наркологическом диспансере. Невестка, неопределённо пожав плечами и сделав кислую мину, промолчала. Пара отбыла к себе в Подмосковье…

Стой поры миновало несколько месяцев. Уже осень вступила в свои права.

Казалось бы, жизнь входила в свою колею. Лизонька, очевидно, не без стараний хлопотливой Надежды Юрьевны, заметно окрепла и подросла. Eё глазки весело блестели и щёчки налились румянцем. Это была уже неугомонная жизнерадостная малышка, умилявшая бабушку своей любознательностью и живостью. Eё удалось устроить в детский сад.

С некоторой поры Маркова стала водить малютку в православную церковь — к причастию. Лизонька любопытными глазенками глядела на церковное убранство, на сверкающие в окладах иконы и зажжённые свечи в подсвечниках. Подражая взрослым, чинно молящимся вокруг, она потешно крестила себе лоб, живот и плечи и кланялась до пола. Eй явно нравилось быть на службах. Да и саму Надежду Юрьевну, крещённую ещё в детстве родной бабушкой, теперь неудержимо тянуло сюда, в храм.

Между тем молодая пара, пусть изредка, но позванивала из далекого Подмосковья. Точнее, звонил по мобильному телефону Сергей, говоривший одно и то же: мол, все у них в порядке. Разговаривал и с Лизонькой: та в ответ что-то неразборчивое лепетала в трубку. Надежда Юрьевна тихо радовалась и таким коротким весточкам, да и сама порой названивала: невестка на её звонки упорно не отвечала. А вот Сергей, пусть не всегда, но отзывался — глухим голосом сообщал, что он на работе.

«Ну и, слава Богу. Выправится всё у них», — пыталась успокоить себя мать, но в глубине своего сердца сомневалась, что у четы всё так благополучно, как рассказывает сын.

Окончание в следующем номере.

***
фото: