Дарью Павловну Растеряеву, добропорядочную старушку лет 85-ти, худенькую, хрупкую, словно ваза, в момент ссоры с размаху ударила пьяная, хулиганистая Зинаида Выдрина, подруга её дочери Ады, отсидевшая срок в тюрьме. Дарья, отлетев в другой конец комнаты и ударившись о диван, упала, подвернув ногу. В итоге — перелом стопы. Инцидент случился в квартире Растеряевой, когда у неё гостила дочь, приехавшая из Краснодара. Вскоре Ада отбыла из Карелии к себе на юг, оставив больную мать на попечение соседки по лестничной площадке Анны Eгоровны Правдиной. По существу, старая хозяйка ни с кем не ссорилась. Просто той злополучной ночью она попыталась выставить вон из своей квартиры трёх сильно выпивших Адиных приятельниц. И попала под горячую руку самой злой из них — Выдриной. О том, что у нее сломана нога, она узнала гораздо позднее — спустя неделю.

В карельском, тихом и провинциальном городке Л. о дочкиных подругах ходила недобрая молва: их считали пьянчужками и бездельницами. Дарья Павловна люто невзлюбила этих особ, видя в них корень всех зол, и в отсутствие дочери не пускала их к себе на порог. Но когда появлялась здесь Ада, те очень докучали: настырно звонили по телефону, а порой осаждали квартиру, буквально ломились во входную дверь, пытаясь встретиться с закадычной подружкой.

Ада приезжала на малую родину с завидной регулярностью — где-то раз в полгода. Мгновенно узнав о её приезде (сарафанное радио работало исправно), разбитные подруги, как хищные вороны, слетались в квартиру Дарьи Павловны, являясь с выпивкой. Этим они крайне огорчали хозяйку.

Вот и в этот раз, едва дочь переступила порог дома (а случилось это в летний воскресный вечер), тотчас три приятельницы — как три молодца из ларца — дружно пришли, принеся в своих сумках батарею бутылок со спиртным. Каждой из них перевалило далеко за 50 лет — они были Адины ровесницы. Как ни молодились, всё равно выглядели помятыми и неухоженными: лица их, синюшные и одутловатые, свидетельствовали об их образе жизни. Худая аккуратистка Ада, затянутая в модный джинсовый костюм, всё же смотрелась несколько краше.

Старушка, поджав губы, неохотно пропустила незваных гостей на кухню, где уже был накрыт стол с обильной закуской по случаю приезда ненаглядной дочери. Те, наскоро обнявшись с Адой, явно уставшей с дороги, какой-то вялой, точно замороженной, сели рядом. И началось застолье.

Дарья Павловна, чуть пригубив рюмку вина, сразу ушла в свою комнату — будто бы смотреть телевизор. Но, конечно, было не до этого. Eё разбирала обида: так мечталось побыть с дочерью наедине — прижать её к груди, расспросить о жизни в Краснодаре, о внуках (у Ады было пятеро взрослых детей) и правнуках, коих насчитывался добрый десяток! Появление Адиных приятельниц нарушило планы.

За столом женщины пили беспорядочно, жадно и много. Они тотчас затеяли пьяный разговор, несвязный и бессмысленный. Гомон нарастал, как шум прибоя, и старушка очень тревожилась, как бы гостьи не подрались и ненароком не разбили посуду и сломали мебель (увы, бывало и такое).

Нетрезвые особы, затеявшие спор, уже не обращали внимания на старую хозяйку, часто заглядывавшую в кухню и пытавшуюся робко утихомирить их. От неё отмахивались, как от надоедливой мухи. Даже дочь, глядя на мать мутным взглядом, когда та попыталась забрать у неё полную стопку водки и вывести её из-за стола, — мол, хватит бражничать! — прикрикнула: «Отвяжись!». Что делать? — Дарья Павловна ретировалась прочь.

До сих пор Растеряева боялась признаться самой себе в том, что Ада приезжает сюда, в город Л., не ради встречи с ней, матерью, а с одной только целью — напиться до положения риз. До беспамятства. Она давно стала алкоголичкой (возможно, сказались гены её отца, Петра Ивановича, любителя «зелёного змия», которого, к слову, уже давно не было в живых), и махнула рукой на всё. Не признавала себя больной, так что о её лечении бессмысленно было заводить разговор.

Несколько лет назад некогда счастливый Адин брак, по причине её запоев, распался: бывший муж-армянин Арсен, удачливый бизнесмен, ушёл к другой женщине. Одно утешало старушку: пятеро детей Арсена и Ады — уже взрослые люди, они создали свои семьи и жили отдельно от родителей, рассеявшись по стране. Свою мать они навещали крайне редко.

Живя в Краснодаре, Аде приходилось обуздывать себя: она была знакома многим людям по прошлому, совместному с экс-мужем бизнесу, и следовало держать марку. Ко всему, в случае запоев ей запрещалось видеться с подросшими внучатами, часто приезжавшими со своими родителями к деду Арсену. Приходилось изо всех сил крепиться. Зато, бывая у матери в Карелии, Ада как с цепи срывалась: пила беспробудно!

Этот постыдный факт Дарья Павловна, разумеется, скрывала, как могла, от всех, кто лично знал её. В своём городе Л. она была весьма уважаемым человеком.

Жила старушка одна как перст. Будучи от природы натурой деятельной, она любила гулять в парке, посещать разные выставки и праздничные мероприятия. От услуг социальной службы отмахивалась и всё делала сама: убиралась в квартире, готовила себе еду, оплачивала счета в кассе ЖКХ, делала покупки в магазинах и на рынке.

Гуляя по улицам, Дарья Павловна ловила на себе любопытные взгляды прохожих. Худенькая, непременно принаряженная, в несколько старомодной соломенной шляпке, венчающей её высоко поднятую седую голову, она шла лёгкой покачивающейся походкой — точно парила в воздухе, при этом подслеповато щурилась и ласково улыбалась (улыбка никогда не сходила с её лица). Встречные ещё издалека тоже улыбались и раскланивались с ней. Что-то неуловимо обаятельное, приятное было во всем её облике — в этой по-детски искренней улыбке, в добром внимательном взгляде. Казалось, будто с этой ласковой старушкой ты знаком сто лет! Складывалось впечатление, что пожилая дама обладает несгибаемой волей и крепким характером. И почему-то думалось, что никакие житейские бури не сломят эту хрупкую женщину!

…В тот поздний час, сидя в своей комнатке перед выключенным телевизором и слыша пьяный женский гомон за стенкой, Дарья Павловна твёрдо решила. уйти с головой в воспоминания! Вообще, она никогда не унывала, несмотря на жизненные перипетии.

Старушка, листая старый фотоальбом, вспоминала о своём полуголодном военном детстве, об отроческих годах, когда на каникулах ей довелось работать в крупном племсовхозе «Ленинец», помогая родителям, воскрешала в памяти первые годы своего замужества и рождение Ады. Она души не чаяла в дочери, когда-то верила в её счастливую звезду! Не могла и предположить, что судьба у неё сложится так нескладно.

Когда-то фамилия Растеряева гремела на всю республику: её прославила Дарья Павловна. Она тогда была очень молода, полна сил и задора, азартна, легка на подъём. С юности много и без устали трудилась. Ухаживала за своими бурёнками на ферме, как за малыми детьми, и надои у них были самые высокие. Так она стала передовой дояркой в районе и даже в республике. Удостоилась высшей государственной награды -ордена Ленина!

О ней наперебой писали передовицы в газетах. Дарья заседала в президиумах и на собраниях, смело выступала с трибун, делясь передовым опытом. Вступив в коммунистическую партию (сагитировали-таки!), она стала активным членом своей партячейки.

(Кстати, до сих пор старушка исправно платила членские взносы в партийную кассу.) Общие дела: субботники, политинформации, праздничные демонстрации, прочая кипучая общественная жизнь — всё это увлекало молодую коммунистку. Она свято верила, что партия — «наш рулевой». Верила, что скоро в стране построят коммунизм, и тогда воцарится рай на земле.

А ещё был труд до седьмого пота на ферме. В общем, крутилась она как волчок. Благо муж, Петр Иванович, механизатор, осуществлял пригляд за дочкой, хотя, возможно, и ненадлежащий: он в рюмку часто заглядывал. Из-за него, пьющего, даже по партийной линии на вид ей ставили — дескать, мужа урезонить не может. Увы, не могла. Возможно, из-за своего чересчур мягкого характера. Дарья вечно всех жалела (супруга тоже), стремилась опекать слабых, больных и вообще всех страждущих.

Потом в лихие 90-е годы в одночасье всё рухнуло: не стало СССР. И племсовхоз-«миллионер» развалился. В общем, рая на земле не удалось построить. В этот трудный период семья Растеряевых, продав свой дом в посёлке, перебралась в ближний город Л. Дарья Павловна, окончив курсы бухгалтеров, успела поработать до пенсии в конторе строительного треста.

Так промелькнула, как сон, её жизнь. Растеряева вздохнула: куда делись молодость, достижения, триумфальный успех?!! Муж уже спит в сырой земле. И что её саму ждёт в будущем?

Вечеринка закончилась неожиданным финалом. Три женщины, гостившие у Растеряевой, изрядно пображничав, к счастью, не подрались между собой. Но всё равно шум устроили немалый. Они с хохотом и визгом перетащили из кухни в соседнюю комнату совершенно бесчувственную, пьяную Аду, с трудом удерживая её за подмышки и ноги. Приткнули подругу на диван. Было уже за полночь, но гостьи намеревались продолжить попойку.

Тут-то и вскипела Дарья Павловна. Сердито сжав свои кулачки, она подступила к женщинам, крепким и сильным, разгоряченным выпивкой. Наскакивала, как щенок на стаю борзых, обвиняла их в спаивании её дочери и настырно теснила из комнаты в прихожую. А те глумливо хохотали ей в лицо. Наконец, обозлённая Выдрина сильно ударила старую хозяйку в грудь: та пушинкой отлетела в другой конец комнаты, стукнулась об угол дивана и упала. Не чувствуя боли, вскочила на ноги и, продолжая наскоки на пьяных и наглых особ, всё же выставила их вон.

Дочь ещё пару дней пробыла дома. Разговор по душам не складывался: Ада по-прежнему пила беспробудно.

Сколько же пролила горючих слез Дарья Павловна! Как спасать дочь от этой страшной напасти — пьянства, она не знала. Молиться Богу не умела. И вообще, слишком въелось в её сознание советское безбожное прошлое, чтобы просто так взять и выбросить из своей памяти вождя коммунизма Ленина, лозунги партии и прочий коммунистический «багаж»! Словом, путь к Спасителю оказался извилист и труден, и она была ещё на перепутье.

На Рождество Христово и Пасху шла в храм, ставила свечки. Дома хранила икону Иисуса Христа и Богородицы, подаренную набожной соседкой Правдиной. Вместе с тем, к 7 ноября и 1 мая вешала на своей лоджии красный серпастый флаг. А ещё увлеченно читала «Ленинскую правду». Так, мирно уживались в её сердце и Господь Бог, и компартия.

У Растеряевой было очень важная цель, ради которой, возможно, так долго жила она на этом свете. Старушка самозабвенно любила всю свою многочисленную родню. Как орденоносец и ветеран труда, она получала повышенную пенсию. Будучи щедрой, регулярно отправляла деньги и посылки внукам, правнукам и племянникам. Впрочем, любимая дочь тоже в накладе не была: к её приезду в город Л. мать скапливала крупную сумму.

И вот, перед отъездом Ады на юг, она в очередной раз одарила её деньгами. Мать догадывалась, что та, наверное, быстро спустит их в Краснодаре — скорее всего, употребит на спиртное. Но так хотелось ощутить эту совместную радость от её материнской щедрости!

У дочери, едва пришедшей в себя после непрерывного пьянства, жадным блеском загорелись глаза, когда мать дала ей крупные ассигнации — сумасшедшую сумму! Она, выказывая всем своим видом притворную любовь, обняла Растеряеву и чмокнула в щеку. А та засияла, затрепетала от радости, приникла к ней, обнимая и плача. Ада поспешила распрощаться и, весьма довольная, села в поезд, укатила к себе на юг.

Между тем, у старушки сильно разболелась и опухла ступня. Сердобольная соседка Анна Eгоровна Правдина, женщина лет 60-ти, давно взявшая негласную опеку над одинокой старушкой, срочно отвезла её в приёмное отделение больницы. Рентген показал перелом стопы. Ступню у больной загипсовали, ей было рекомендовано ходить на костылях.

На расспросы медперсонала о случившемся Дарья Павловна, не моргнув глазом, ответила, что, мол, полезла на антресоль, свалилась с табуретки и неудачно упала. Она решила не впутывать в эту историю настоящую виновницу происшедшего — Зинаиду Выдрину, Адину подругу. Не призналась и Правдиной, скрыв от неё обстоятельства той самой ночи.

Впрочем, соседка догадывалась, что старушка умалчивает правду. Однако ни о чем не допытывалась. Она стала ежедневно посещать больную, управляясь по хозяйству в квартире.

Eдинственно, Анна Eгоровна попеняла своей престарелой подопечной, что та, дескать, губит привязчивой любовью свою дочь, развращает ее, «давая такие деньжищи на выпивку»! Рубила сплеча: «Милая, вы хотите в гроб вогнать Аду? Она и без того уже полутруп. — И, умоляюще глядя на Растеряеву, попросила: — Больше не копите для неё деньги, ладно?»

Дарья Павловна клятвенно пообещала. И, спохватившись, подумала о том, что, наверно, зря дала обещание. Как же теперь ей быть? Ведь любит безмерно она свою дочь, жалеет её. Чем же она, мать, теперь сможет помочь кровинушке?..

***
фото: