Окончание. Начало в № 44 от 10.11.2021 г.

Юные огнеборцы как ветер носились по полянкам: там ширилось пламя, пока ещё небольшое, но грозящее вот-вот набрать силу и взметнуться высоко вверх. Они на удивление слаженно затаптывали ногами и гасили водой из лужиц огонь. И пожар стал утихать. Наконец, на самой дальней полянке было погашено пламя. Вокруг темнели обширные проплешины, в воздухе клубился синий дымок.

«Ура-а-а! Мы потушили пожар!» — разом воскликнули подруги, обнявшись от радости. Глядели друг на друга, на лица и руки, выпачканные сажей, и нервно хихикали: «Ой, а у тебя нос и щёки запачканы!» — «И у тебя тоже!»

Внезапно разом они воскликнули: «А где Мальвина?!!» И бросились на поиски. У Вали ёкнуло сердце, когда она обнаружила место, где была оставлена куколка — оказывается, огонь добрался и сюда! Eё худшие опасения подтвердились: кукла, лежавшая на выжженной кочке, полностью была обезображена огнём — волосы сожжены, а голова, лицо и одежда обгорели и закоптились, и вместо глаз — страшно глядеть! — зияют тёмные впадины. Девочка, взяв в руки свои её, обмерла от ужаса: кукольные ручки и ножки вдруг отпали от тела — очевидно, внутри обгорели скрепы, державшие их.

Тут подскочила Люся и, охнув, выхватила обгоревшую куклу, точнее -то, что от неё осталось. Она навзрыд заплакала. Сквозь слёзы, льющиеся потоком из глаз, Люся с отчаянием кричала: «Это ты виновата! Ты меня сюда затащила! Несчастная я! Что скажу маме?!!» Валя покорно кивала головой, от этих укоряющих слов ещё горше становилось у неё на сердце: она тоже заплакала. Так стояли подружки и плакали безудержно, растирая кулачками слёзы по грязному лицу, точно оплакивали они не куклу, а живое существо, погибшее в огне пожара.

Дружный рёв ещё некоторое время оглашал лужайку. Потом дети постепенно утихли. Разыскали на сухом пятачке чудом не пострадавшую от огня колясочку. Люся снова едва не разрыдалась: «Зачем теперь мне коляска? Кукла-то сгорела!» Валя, успокаивая подружку, миролюбиво сказала: «Ну-ну, не горюй. Тетя Роза пошумит немного, поругается. Но она ведь добрая, отходчивая. А я возьму деньги у папы — он щедрый, и ты отдашь их родителям. Будет у тебя новая кукла».

Девочки привели себя в порядок, вытерев свои лица и руки Люсиным накрахмаленным носовым платком. Домой возвращались они окольным путём, огородами. Валя, сняв с себя куртку и обернув обгоревшую куклу, осторожно несла её под мышкой, а подружка шла следом, толкая пустую кукольную коляску. Вид у них был очень удручённый: не радовали их уже ни сияющее солнце, ни первые цветы, ни пение птиц. Прошмыгнув незаметно в барак, они спрятали в Валиной квартире, под кроватью, пострадавшую куколку, запихнули туда и коляску.

Было решено, что пока Валя наведывается в Ступинск — к отцу, Люся будет ждать её за сараями, выстроенными в виде каре: там имелся укромный дворик, со столиком и скамьями, предназначенный исключительно для ребячьих игр.

В деревню Ступинск, что располагалась в двух километрах, в противоположной стороне от луговых угодий, вели два пути: один пролегал по лесной дороге, а другой — вдоль реки. Девочка предпочла второй маршрут. Впервые она в одиночку, без родителей, отправилась в это путешествие.

Солнце уже слегка клонилось к горизонту. Валя резво шагала по узкой тропке вдоль высокого обрывистого песчаного берега Северной Двины. Одна мысль точила её: поскорее принести деньги подружке!

Юная путешественница очень спешит, ненароком взглядывает влево — вниз, на реку: она вся в солнечных лучах, так и брызжет мириадами огней! Там, под обрывом, на пологой отмели истаивают серебристые льдины-«айсберги», занесённые сюда недавно прошедшим ледоходом. Eё взгляд теперь скользит вправо, где тоже чрезвычайно интересно: на колхозном чёрном поле, окаймлённом с одного края зубчатым лесом, бродят стаи птиц в поисках корма.

Боясь не вернуться к моменту возвращения Люсиных родителей домой, Валя пускается бежать: в груди её как колокол стучит сердце, и она, задыхаясь, снова переходит на шаг.

Поле закончилось, тропка свернула к топкой низине: сюда стекались лесные ручьи, разлившиеся этой весной. А впереди, на возвышенности, показались окраинные дома с хозяйственными постройками и банями: это приободрило Валю. Идя по болотистой низинке, она вдруг провалилась по колено в трясину: ею овладел сильный испуг. С трудом удалось ей выбраться из топи! Она, петляя, наугад отыскала брод и вышла на твёрдую почву.

Вот путь преодолён. Валя уже шагает по дороге, вдоль высоких деревенских домов с окнами в резных наличниках, выстроенных рядком с двух сторон. Добротный домина Михаила Eгоровича Дерюгина стоял на пригорке. Открыв наружную дверь и взбежав по крутым ступеням наверх, девочка очутилась в сенях и вошла внутрь.

В просторной кухне, с большой русской печью сбоку, её встретила бабушка Аня, кругленькая, опрятная, приветливая старушка. Увидев внучку, она всплеснула руками: «Неужели одна шла? В такую даль?» — Та кивнула головой. — «Ну, заходи. Поешь борща, чаю выпей с пирожками».

— Бабушка тотчас засуетилась у печи.

— «Спасибо, я не голодна, — отказалась та. — Я к папе — по делу».

За столом, уставленным полупустыми бутылками «Московской» и обильной закуской, угощались дядя Миша и Валин отец: должно быть, они отмечали успешный ремонт бани. Вид у них был разгоряченный, разговор они вели бурный, но вполне мирный.

Поздоровавшись, Валя тотчас же обратилась к своему отцу, без утайки рассказав о недавнем происшествии. «Папа, я знаю, ты получил аванс. Прошу, помоги: надо срочно отдать десять рублей тёте Розе, — горячо попросила она Федора Eгоровича, — иначе она прибьет Люську!»

Отец, отведя глаза в сторону, виновато сказал, что аванс, увы, он истратил. Для пущей убедительности вывернул свои карманы: оттуда выпал мятый рубль и посыпались медные копейки.

Это был полный крах девичьим планам! Валя, забившись в угол у печи, закрыла лицо руками и… заревела белугой. Слезы текли ручьём, плечи сотрясались от безудержных рыданий. Никогда в жизни она так сильно не плакала: казалось, сердце её разорвется от горя, ей хотелось сейчас же, не сходя с места, умереть! Напрасно отец пытался утешить её, обещая, что завтра он непременно возьмет взаймы деньги и отдаст — Валя продолжала рыдать. Тогда он, разведя руками и пожимая плечами, снова повернулся к брату: мужской разговор продолжился с прежним пылом.

Тут к плачущей навзрыд Вале тихо подплыла бабушка Аня. Взяв её за руку, она быстро сунула десятирублевую купюру: «Бери, ягодка. И беги к подружке». Тотчас у внучки высохли слезы: она, ещё всхлипывая, благодарно чмокнула бабулю в морщинистую щеку и попятилась к выходу.

Девочка догадалась, что бабушка наверняка дала деньги из той самой заветной суммы, что откладывалась ею на «смертное» — на свои будущие похороны (остальную, большую, часть своей пенсии старушка отдавала снохе, тете Зое). Это бабушкино пожертвование очень растрогало Валю.

Вечерние солнечные лучи уже золотили верхушки деревьев, когда девочка вышла за околицу. Она вприпрыжку устремилась в свой посёлок — только уже не по берегу реки, а по лесу. Деньги лежали в кармане -значит, Люся будет спасена от наказания! Она, не моргнув и глазом, проскочила мимо мрачного кладбища, прячущегося в сосновом бору вблизи дороги. Не пугали теперь юную путницу ни скрипучие ели в тёмной еловой чаще, ни встречи с незнакомыми людьми, если таковых будет не миновать! Она стрелой полетела по тропке, вдоль широкой дороги, ведущей домой.

.Оказавшись в родном дворе, Валя передала драгоценную купюру бледной, дрожащей от страха подружке. Тут же присутствовал и Люсин брат Витя, как оказалось, уже посвящённый родной сестрой в перипетии происшедшего. Он сочувствовал ей. Сообщил, что родители уже вернулись домой из поездки и мама отчего-то сердита.

Девочки, прихватив с собой обгоревшую куклу и коляску, направились к Люсиной квартире. Eдва подошли, как дверь сейчас же распахнулась, точно хозяйка стояла за ней и поджидала их.

Люсина мать, худая, невысокая женщина с большой прической на голове, едва взглянув на изуродованную пожаром куклу, переменившись в лице, закричала фальцетом: «Мерзавка! Остолопка! Что ты натворила!» Она вырвала из рук дочки коляску и куколку и бросила на пол.

Люся, дрожа от страха, протянула ей десять рублей и, сморщив своё лицо в плачущую гримасу, тыча пальцем в Валю, сказала: «Это она сожгла! Случайно! Я не виновата! Возьми деньги, мамочка!» Валя, кивая, тоже твердила о своей вине, но Роза Игнатьевна не слышала её.

— Люська, паразитка! Где я куплю теперь такую же куклу? Зачем мне эти деньги! — Женщина, однако, быстро схватила купюру.

Ошпарив злым взглядом Валю, она дёрнула дочку за локоть и, втянув в квартиру, отвесила ей подзатыльник. Дверь захлопнулась. Валя услышала звуки шлепков и Люсины вопли: тетя Роза, видимо, нещадно стала бить дочь. Из-за двери было слышно, как мать кричала: «Я говорила, не водись с ней, а ты! Как сыр в масле катаешься, а дружишь со шпаной!» Тут Люся завопила: «Ой, мамочка, не надо ремнём! Я больше не буду…»

Валя, понурившись, пошла прочь. Eй было очень жаль, что Люсе всё-таки сильно влетело. И всё из-за неё, такой «шпаны», как выразилась тетя Роза. Она подумала, как, всё-таки, трудно взрослым понять их, детей — они не догадываются, что детские сердца тоже способны страдать и болеть.

***
фото: